ФАНТАЗМ

— продукт воображения, приводящий к осуществлению бессознательных побуждений несимволическим или символическим путем.

Смотреть больше слов в «Большой психологической энциклопедии»

ФАНТОМ АМПУТАЦИОННЫЙ →← ФАНТАЗИЯ

Смотреть что такое ФАНТАЗМ в других словарях:

ФАНТАЗМ

понятие, характеризующее в первую очередь содержательный и структурный моменты действия фантазирования. Обычно под Ф. понимается сцена или последовательность сцен и действий, обнаруживающих стремление к реализации некоторого желания. Понятие Ф. во многом тематизируется и оформляется в рамках психоаналитической мысли. С момента своего возникновения психоанализ питает интерес к содержанию и структуре действия фантазирования. За действием фантазирования психоаналитик стремится обнаружить подлинный смысл и причины возникновения Ф. Сам Фрейд пользуется словом *фантазия* (Phantasie). Помимо понятия *фантазия* у Фрейда существует целый ряд понятий, характеризующих процесс и результат фантазирования в разных сферах человеческой жизни. К ним прежде всего нужно отнести *сны наяву*, которые являются осознанными фантазиями; обычные сны, содержание которых свидетельствует об определенных фантазиях, но которые в отличие от снов наяву носят менее структурированный характер в силу меньшей обработанное-то сознанием. К явлениям, свидетельствующим о той или иной фантазии, можно отнести также и все ошибочные действия; любая ошибка, по Фрейду, может быть рассмотрена как отклонение некоторой действительной ситуации в пользу определенной фантазии. Понятие же *Ф.* появляется во французской психоаналитической и философской мысли как *перевод* слова *фантазия*, *перевод*, учитывающий произведенное психоанализом смещение смысла понятия в сторону фиксирования содержания этого действия, и потому это понятие в некотором смысле более адекватно передает смысл феномена фантазирования. В настоящее время понятие *Ф.* употребляется не только в психоанализе, но и в философии, литературной критике и т. д. Сущность Ф. тесно связана с сущностью желания и определяется во многом пониманием последнего. Желание же в рамках европейского способа представления определяется через нехватку. На доминирование такого способа определения желания указывают такие философы как Лакан, Делез и Гватгари, Деррида. Для Лакана нехватка является неотъемлемым свойством бытия, она находится одновременно и в воображаемом и в символическом, осуществляя в то же время их соединение и связь. Нехватка конституирует и определяет желание, причем определяет его т. о., что оно ни в коем случае не сводится к объекту желания. При таком понимании сущности желания определить его объект невозможно. Невозможно, отмечает Лакан, одновременно в одной и той же логике желать объект и иметь возможность определить его. В лакановской логике Ф. является, следовательно, способом существования нехватки, одновременно фиксирующим некоторую нехватку и в то же время пытаясь ее преодолеть. Бытие, которое является нехваткой бытия, пытается преодолеть нехватку, которая может быть представлена как нехватка смысла, как противоречивость *реального* строя, основанного на нехватке. В противовес противоречию строится Ф. как идеальная непротиворечивая модель или сценарий. Любой язык, любая система знаков могут быть рассмотрены как система, соотносящаяся с некоторой противоречивой, неоднозначной ситуацией и в действии этого соотнесения осуществляющая снятие этого противоречия. Ф. тогда может быть представлен как *заплатка*, прикрывающая неполноту бытия. Подобной *заплаткой* является любая символическая система, и потому любой дискурс в своей сущности фантазматичен. Делез и Гваттари, критикуя такое понимание желания, где нехватка рассматривается как исходная реальность, указывают на первичность и производительность самого желания. Желание, по мнению Делеза и Гваттари, и является производством, нехватка же если и существует, то она возникает после и в результате производства. Ф., по мнению Делеза, чистое Событие, отличное от реального положения вещей, и в этом смысле он является поверхностным эффектом, плоскостью, Сам Ф. тогда представляется местом События, местом, откуда, в сущности, и происходит построение того или иного мира, той или иной *реальности*. Характеризуя существо Ф., в первую очередь следует отметить, что Ф. это идеальное пространство, идеальное пространство *модели* какой-либо вещи или сценария событий. Само фантазматическое пространство всегда идеально и имеет идеальную топику. Эта идеальная топика имеет свои законы, не сводимые к законам других пространств. Находясь в пределах этого пространства, тела или вещи производят самоидентификацию в пределах законов этого пространства. Для осуществления этой идеальной топики, для поддержания собственного отличия любое фантазматическое пространство отграничено от других пространств. Потому Ф. это всегда единое пространство. Это не значит, что пространство Ф. однородно, оно может быть разнородным или даже может быть целым рядом различных пространств, с присущим каждому способом производства желания и получения наслаждения, но существо Ф. таково, что оно не допускает чего-то внешнего себе, мешающего ему. Поскольку вся деятельность или все то, что обычно называется *реальностью*, в сущности, регулируется и определяется идеальными фантазматическими моделями или сценариями, то Ф., как определенное конкретное образование, целиком определяет существо любой вещи, любого фрагмента мира. Любая сущность, любое явление существует в отношении своей *идеальной* модели. Идеальные модели задают приемы и сценарии, в соответствии с которыми вещи и явления воспринимаются, делаются определенными. Другими словами, идеальная фантазматическая модель существует т. о., что определяет способ бытия *реальной* вещи. Вернее, она вместе со своей идеальностью, со своим фантазматическим образом и образует одно единое пространство. Подобные фантазматические *модели* создаются в качестве закрытых в своем способе существования или властвования, и потому сам Ф. можно представить как замкнутое локальное пространство или дискурс. Способ, каким каждая определенная власть, каждая вещь осуществляет организацию своего пространства это создание своей идеальной модели. В этом смысле любая вещь и есть Ф., идеальная модель. Сущность Ф. можно рассмотреть и через власть, поскольку существо Ф. и желания тесно связаны с сущностью власти как таковой. Любая вещь существует как способ организации власти. В этой организации власти вещь испытывает нехватку, которую можно представить и как нехватку чего-либо, оборачивающуюся желанием, и как нехватку власти. Нехватка власти означает здесь то, что любая власть, несмотря на свое стремление сделать себя абсолютно прочной, не может достичь этого, так как достижение этого означало бы абсолютную изоляцию этого способа власти, этой сущности и, тем самым, потерю ее существа. Наличие этой нехватки власти вместе с тем не означает, что она существует как что-то постоянное и определенное. Нехватка власти компенсируется созданием идеальных фантазматических пространств, в которых эта нехватка избывается за счет некоторого избытка и маскируется. Таким избытком и является, в некотором смысле, Ф., идеальное пространство вещи, которое можно понять как ее идею. Значит, Ф. является нереальным идеальным пространством, организующим *реальное* пространство. Тогда *реальное* пространство это пространство нехватки или потребности (le besoin). Нехватка, проявляя неполноту какой-либо сущности, указывает на невозможность определенных Событий или определенного сочетания Событий. Нехватка фиксирует и определяет и так, собственно, и дает возможность быть определенности как таковой, фиксируя невозможность и недоступность определенных *реализации* в рамках этого пространства. Ф. в этой логике является преодолением этой нехватки. Такое преодоление нехватки, которое осуществляется Ф., однако, только и полагает, организует в качестве определенного *реальное* пространство. С одной стороны, Ф. стремится разрушить некоторые границы, разрушить нехватку, и потому он противостоит определенности как таковой, но это противостояние является противостоянием такого рода, что оно поддерживает и придает прочность этой определенности. Это происходит постольку, поскольку Ф. своим созданием фиксирует определенную нехватку. Потому, даже в своем полагании идеальных моделей, структура Ф. с необходимостью вводит характеристику определенности для идеальных моделей, для идей в платоновском смысле, которые могут быть поняты как Ф., идеальные модели. Собственно говоря, сама определенность вещи задается определенностью ее способа власти, определенностью ее Ф. или, скажем другими словами, определенностью ее идеальной модели, идеи в платоновско-гегелевском смысле. Каждая вещь существует как нехватка, как manque, как неполнота, как знак отсутствия полноты или знак небытия, знак отсутствия, как след (trace). Вещь как нехватка и вещь как определенное в своем бытии пространство две стороны одного и того же явления. Т. о., нехватку можно рассматривать как идеал, идею, другими словами, как исходное место определенности любой вещи, любой сущности. Любая вещь, любое пространство производит нехватку, и, в сущности, эти вещи и пространства наблюдаются, делаются доступными и определенными через эту нехватку, через идеал, идею. Вместе с тем, нехватка бытия или власти на поверхности реализуется как нехватка объекта желания и в этом смысле Ф., как идеальная фантазматическая модель, есть *модель* объекта желания, поскольку реально сам объект не может быть дан в качестве объекта желания как такового. Такой Ф. или идея, являясь идеальным непротиворечивым объектом, является одновременно фантазматическим объектом желания. Только создавая такие фантазматические *модели*, желание и может существовать; своим существованием оно обязано постоянной нехватке, всегда имеющемуся зазору, возникающему *перед* объектом желания. Этот зазор может фиксироваться как зазор между действительным и желаемым, но, по сути, не существует ни действительного, ни желаемого в качестве объекта. Существует действие постоянного полагания Ф., которое, с одной стороны, предшествует желанию, а с другой, в качестве звена этого постоянного действия откладывания, *одновременно* с ним. Здесь необходимо отметить, что само разделение на реальное и идеальное, через которое обычно определяется существо Ф. условно и приемлемо лишь до определенных границ. Такое разделение удобно для отслеживания динамики процесса полагания и создания фантазматического пространства. В сущности же не существует никакого *реального* и *идеального*. *Идеальное* полагается не из *реального* пространства, как разрешение его потребности (besoin), но из другого идеального. Само идеальное откладывается как новая складка, новое складывание из иного идеального. В таком откладывании принципиально неразрешимым и неправильным является вопрос об *исходном* месте откладывания. Нельзя сказать в результате, что идеальные модели, Ф. существуют в отношении или поверх *реальных* вещей. Ф. создается каждым актом различения, фантазмирования, и в этих актах зачастую неразличимо, где существует поддержание прежних, а где производство новых Ф. Подобного рода идеальное, если представлять его в психоаналитических терминах, существует одновременно как воображаемое и символическое, организующее это желание. *Реальное* же существует как мнимость, мнимое реальное или, словами Лакана, как *вещь в себе* , сама по себе недоступная. Реальность как нехватка существует всегда лишь по видимости, она всегда фиксируется задним числом. Ф. указывает на нехватку, но это не значит, что сама нехватка существует реально как определенная нехватка. Сама нехватка, *приводящая* к возникновению Ф. возникла в свое время как Ф. Т. о., не существует никакой действительной нехватки, а есть постоянное создание Ф., стремящихся преодолеть нехватку, но в то же время создающих новую нехватку и тем самым возможность для создания нового Ф. Поэтому имеющуюся здесь структуру можно представить как складку, как перманентное действие складывания уже имеющейся складки, различение уже сделанного различения. Здесь следует добавить, что в таком создании новых пространств нехватки не существует временной последовательности в обычном понимании, которая бы отсылала каждый раз к предыдущей складке. Понятие предшествования здесь смещается т. о., что любое *предшествующее* выявляется в качестве такового только в *последующем*, и поэтому *последующее* и *предыдущее* существуют и проявляются в один момент. Ф., как производимая идеальность, только *задним числом* определяет реальность как то место, где производится Ф., где фантазмируют и вместе с тем как место, откуда совершаются побеги Ф., натыкаясь не на реальность, а на собственные пределы, пределы Ф. или желания. Столкновение с собственными пределами обнаруживается в определенной логике как реальность и приводит к переходу на уровень иного Ф., который также может быть представлен как *реальность*. Вместе с тем Ф. бы не имел силы, если был бы просто Ф., идеальной моделью действительности. По сути Ф. есть складка. Если существует Ф., то он сам в свою очередь может быть рассмотрен как *реальность*, с которой соотносится Ф. Если существует Ф., то существует и Ф. фантазма, в котором Ф. черпает свою силу. Т. о., с одной стороны, Ф. подпитывается зиянием, manque, стремящимся укрыть себя, а с другой стороны, он черпает свою силу в глубине неиссякаемости структуры, производящей Ф. над Ф. Д. В. Котелевский... смотреть

ФАНТАЗМ

, Нем.: Phantasie. - Франц.: fantasie. - Англ.: fantasy или phantasy. - Исп.: fantasia. - Итал.: fantasia или fantasma. - Португ.: fantasia. • Воображаемый сценарий, в котором исполняется - хотя и в искаженном защитой виде - то или иное желание субъекта (в конечном счете бессознательное). Фантазии могут иметь различные формы: это осознанные фантазии, или сны наяву*, и бессознательные фантазии, обнаруживаемые аналитиком в качестве структурной подосновы явного содержания, или, иначе, первофантазии*. • I. Немецкое слово Phantasie означает «воображение»: не столько способность воображения в философском смысле слова (Einbildungskraft), сколько мир воображения, его содержания, одушевляющую его творческую деятельность. Французское слово fantasme было заново введено в употребление психоанализом, и потому оно более нагружено собственно психоаналитическими смыслами, нежели немецкое Phantasie, причем это слово не соответствует немецкому в точности и имеет ограниченное употребление: fantasme - это особый продукт воображения, а вовсе не мир фантазий и не деятельность воображения в целом. Д.Лагаш предложил использовать старое французское слово fantaisie, удобное тем, что оно обозначает одновременно и творческую деятельность, и ее результаты, однако в современном языке это слово тесно связано по смыслу с капризом, прихотью, чем-то несерьезным и пр. II. Термины fantasmes, fantasmatique (фантазм, фантазматический) вызывают в мысли противопоставление между воображением и реальностью (восприятием). Если считать это противопоставление основой психоанализа, нам придется трактовать фантазм как чистую иллюзию, развеиваемую правильным восприятием реальности. Такое понимание мы находим в некоторых текстах Фрейда. Так, в работе «О двух принципах функционирования психики» (Formulierungen ьber die zwei Prinzipien des psychischen Geschehens, 1911) Фрейд противопоставлял внутреннему миру, стремящемуся к иллюзорному удовлетворению, внешний мир, постепенно, посредством системы восприятия, подчиняющий субъекта принципу реальности. Об этом же свидетельствует и тот путь, которым Фрейд пришел к своему открытию роли фантазирования в этиологии неврозов: поначалу Фрейд считал реальными те патогенные сцены детства, о которых рассказывали пациенты в ходе анализа, но затем вынужден был решительно отказаться от этого первоначального убеждения и признать свою «ошибку»: эти сцены имели отношение не к материальной, но лишь к «психической реальности»* (а). Необходимо, однако, подчеркнуть, что само выражение «психическая реальность» - это не просто синоним внутреннего мира, психики в целом и пр.В самом глубоком своем фрейдовском смысле оно означает устойчивое и независимое от окружения ядро сопротивления, которое единственно можно считать «реальным» на фоне других психических феноменов. "Следует ли признать реальность бессознательных желаний - я не знаю. Конечно, проходные мысли и мысли-связки не обладают собственной реальностью. Однако, сталкиваясь с бессознательными желаниями в их наиболее четком и истинном выражении, мы вынуждены будем утверждать, что психическая реа/гьность - это особая форма существования, которую нельзя смешивать с материальной реальностью" (la). Усилия самого Фрейда, да и все последующие психоаналитические размышления, по сути, были направлены к тому, чтобы понять устойчивость, действенность, относительную организованность мира фантазий в жизни субъекта. С этой целью Фрейд выявил типические способы фантазирования, связанные с построением таких сценариев, как «семейный роман»*. Он счел неплодотворными попытки выбора между трактовкой фантазии как искаженного воспоминания о действительно случившихся событиях и трактовкой фантазии как воображаемого, замаскированного выражения динамики влечения, за которым не стоит никакая реальность. Изучение типичных фантазий, обнаруженных психоанализом, привело Фрейда к мысли о существовании бессознательных схем, или «первофантазий»*, выходящих за рамки индивидуального опыта и наследуемых генетически. III. Термин «фантазия» широко используется в психоанализе. При этом, к сожалению, остается неясным место обозначаемой им реальности в психике или его топика: непонятно, относится ли фантазирование к сознанию, предсознанию или к бессознательному. Для правильного осмысления фрейдовского понятия Phantasie необходимо разграничить несколько уровней: 1) то, что Фрейд называл «фантазиями», - это прежде всего сны наяву*, сцены, эпизоды, романы, которые субъект сочиняет и рассказывает в состоянии бодрствования. В «Исследованиях истерии» (Studien ьber Hysterie, 1895) Брейер и Фрейд показали распространенность и значение такого фантазирования у истериков и назвали его «бессознательным», т. е. тем, что осуществляется в бессознательном или гипноидном состоянии*. В «Толковании сновидений» (Die Traumdeutung, 1900) Фрейд все еще описывал фантазии по образу и подобию грез наяву. В его анализе они представали как компромиссные образования, сходные по своей структуре со сном. Эти фантазии или сны наяву возникают в процессе вторичной обработки*, т. е. в период работы сновидения*, теснее всего связанный с бодрствующей деятельностью. 2) Фрейд часто говорил о «бессознательном фантазировании», но это не всегда предполагало четкую метапсихологическую позицию. Иногда он имел в виду сублимирующие предсознательные грезы, которым безотчетно предается субъект (2). В статье «Истерические фантазии и их отношение к бисексуальности» (Hysterische Phantasien und ihre Beziehung zur Bisexualitдt, 1908) «бессознательные» фантазии выступают как прообразы истерических симптомов и описываются в тесной связи со снами наяву. 3) Есть и другой подход, выявляющий тесную связь фантазирования с бессознательным. В главе VII «Толкования сновидений» Фрейд утверждал, что некоторые фантазии возникают на уровне бессознательного. Они связаны с бессознательными желаниями и выступают как отправная точка метапсихологического процесса снообразования, причем первый отрезок «пути» к построению сна «…ведет вперед, от бессознательных сцен или фантазий к предсознанию» (1b). 4) Таким образом, в работах Фрейда можно выделить (хотя сам он никогда этого и не делал) различные уровни фантазирования: это уровни сознания, сублимации, бессознательного (Я). Фрейда интересовало прежде всего не разграничение этих уровней само по себе, но скорее разнообразные взаимосвязи между ними: а) в настоящем сновидении сны наяву, подвергшиеся вторичной обработке, могут оказаться непосредственно связанными с бессознательной фантазией как «сердцевиной сна»: «Психоанализ обнаруживает в ночных сновидениях фантазии, связанные с желанием, которые нередко оказываются буквальным повторением или же измененным вариантом детских сцен; бывает, что внешний облик сна непосредственно указывает на его сердцевину, искаженную примесью другого материала» (3). Так, в работе сновидения фантазирование предстает одновременно на двух полюсах: с одной стороны, оно выступает в связи с самыми глубокими бессознательными желаниями, а с другой - подвергается вторичной обработке. Эти два полюса сна или два способа фантазирования здесь воссоединяются или по крайней мере обнаруживают внутреннюю взаимосвязь и отношения взаимной символизации; б) Фрейд считает фантазирование той областью, где несложно уловить механизм перехода между различными психическими системами, вытеснение и возврат вытесненного. Фантазии «…вплотную приближаются к сознанию, где пребывают довольно долго -покуда не получат новую порцию нагрузки; как только эта нагрузка превысит определенный уровень, их немедленно отбрасывает прочь от сознания» (4а); в) в наиболее развернутом метапсихологическом определении фантазии Фрейд соединяет ее полярно противоположные аспекты: «С одной стороны, фантазии внутренне упорядочены, лишены противоречий, толково используют все преимущества системы сознания, так что мы вряд ли сможем отличить их от сознательных образований; с другой стороны, они бессознательны и лишены доступа к сознанию. /…/ Однако именно их источник - бессознательное - определяет их судьбу. Их можно сравнить с метисами - это люди, в общем похожие на белых, однако какие-нибудь особые признаки выдают их цветное происхождение и делают их изгоями общества, лишенными всех привилегий белого человека» (4b). Представляется поэтому, что фрейдовский подход к фантазиям не только не подчеркивает существенной разницы между бессознательным и сознательным фантазированием, но, напротив, стремится установить между ними переходы и взаимосвязи: «Ясно осознаваемые фантазии извращенцев, которые при благоприятном стечении обстоятельств могут превратиться в поступки, бредовые страхи параноиков, переносящих на других людей собственную враждебность, бессознательные фантазии истериков, раскрываемые психоанализом в симптомах, - все эти образования совпадают по своему содержанию даже в мелочах» (5). Различные продукты .воображения и психопатологические структуры, перечисляемые здесь Фрейдом, едины по содержанию, по способу организации и доступны выявлению независимо от того, сознательны они или бессознательны, выражены ли они в поступках или в мыслях, приняты ли они субъектом на свой счет или же перенесены им на других людей. Следовательно, в процессе психоаналитического лечения необходимо выявить за такими проявлениями бессознательного, как сны, симптомы, отыгрывание*, навязчивая повторяемость в поведении, лежащие в их основе фантазии. Чем дальше продвигается исследование, тем яснее проступают «отростки» бессознательных фантазмов даже в тех разновидностях поведения, которые, на первый взгляд, никак не связаны с деятельностью воображения и подчиняются лишь требованиям реальности. С этой точки зрения, жизнь субъекта в целом выглядит как модель, приводимая в движение тем, что можно было бы назвать, подчеркивая ее структурирующий характер, фантазматикой. Речь здесь идет и в самом деле не только о тематике, пусть даже и весьма своеобразной для каждого отдельного субъекта, но и о собственной динамике фан-тазматических структур, которые ищут самовыражения и доступа в сознание и действие, привлекая для этого каждый раз новый материал. IV. Фантазия самым тесным образом связана с желанием, о чем свидетельствует термин Фрейда Wunschphantasie («фантазия желания») (6). В чем смысл этого отношения? Как известно, для Фрейда источником желания и его прообразом был опыт удовлетворения*'. «Самое первое желание (Wьnschen) есть не что иное, как галлюцинаторная нагрузка воспоминания об удовлетворении» (1с). Означает ли это, что первофантазии в поисках своих галлюцинаторных объектов связаны с первым опытом нарастания и разрядки внутреннего напряжения? Можно ли сказать, что первофантазии направлены на фантазматические объекты подобно тому, как потребность обращена к реальным объектам? Отношение между фантазией и желанием представляется нам более сложным. Даже в своих неразвитых формах фантазирование не сводится ни к какой осознанной деятельности субъекта желания: 1) фантазии - даже те, что доступны пересказу в одной фразе, - представляют собой сценарии, зрелища, последовательность сцен. 2) Субъект постоянно присутствует в этих сценах; даже в «первосцене»*, где его как будто бы нет, он фактически играет свою роль не только как наблюдатель, но и как участник - например, прерывая родительский коитус. 3) Вовсе не представление объекта становится целью субъекта, но скорее сцена, участником которой он является: в ней, кстати сказать, возможны замены ролей (внимание здесь привлекает прежде всего фрейдовский анализ фантазма «Ребенка бьют» (Ein Kind wird geschlagen. 1919/ со всеми синтаксическими вариациями этой фразы, а также преобразования сексуального фантазма в случае Шребера). 4) Будучи способом выражения желания, фантазия становится также местом зашиты, обеспечивая такие простейшие защитные действия, как обращение на себя*, обращение в свою противоположность*, отрицание*, проекция*. 5) Все эти разновидности защиты неразрывно связаны с первейшей функцией фантазирования и с мизансценой желания, в которой запрет присутствует изначально - даже в самом способе возникновения желания.... смотреть

ФАНТАЗМ

Фантазм (fantasme — фр.) Иллюзорное, галлюцинаторное видение, носящее странный, фантастический характер. Фантазматическое как категория неклассическо... смотреть

ФАНТАЗМ

ФАНТАЗМ а, м. phantasme m. , &LT;гр. phantasma. Бред, сопровождающийся видениями; видение различных предметов в бреду. Мак. 1908. Мираж. Нет и не може... смотреть

ФАНТАЗМ

(fantasme — фр.) Иллюзорное, галлюцинаторное видение, носящее странный, фантастический характер. Фантазматическое как категория неклассической эстетики органически связано с фантасмагорией как фантазийной трансформацией реальности, придающей ей ирреальный, сновидческий ракурс. При этом возможно как смешение воображаемого и реального, так и осознанное манипулирование Ф. как средством эстетического остранения. Психоанализ трактует Ф. не просто как продукт творческого воображения, но как неосознаваемый результат психической деятельности, в художественной форме концентрирующий эффекты вытесненных влечений, комплексов, либидозных пульсаций, эдипова кольца и т. д. Н.M.... смотреть